– А если придётся стрелять в своих? – спросил Дон
– Сначала определись, кто для тебя свои, – сказал я, – потом и решишь. Но кровью тебя будут вязать обязательно, если попадёшь в их органы безопасности. Как выйти в такой ситуации, не знаю, не подскажу, но многие сотрудники горят именно на этом. А тебе гореть на этом никак нельзя, придётся выполнять то, что прикажут. Тебе одному германскую машину не остановить, а вот то, что ты есть в этой машине, добавляет нам больше уверенности в том, что мы эту машину вместе и можем остановить. Ну, ни пуха!
– К черту, – сказал Дон, и мы расстались.
Я шёл с тяжёлой винтовкой на плече. Неприятно ныла раненная рука. Хмель, похоже, начинал своё действие. В расположение группы советников я пришёл навеселе. Поставил винтовку в угол и приказал радисту передать в Центр 777 020 333 – задание выполнено успешно.
Миронов ушёл, и я остался один. Чувство напряжения, которое копилось во мне в последнее время, начало выходить в виде озноба. Меня стало трясти. Я выпил ещё граппы, закусил, закурил и вдруг из моих глаз полились слезы.
Только сейчас я осознал смерть моих родителей. Я думал, что они вечные и с ними ничего не может случиться. А я сидел и пил водку с одним из тех, кто убил моих родителей и ещё о чем-то с ними договаривался с ними. Боже, какая же я сволочь? Я достал из кармана брюк «браунинг». Нет, не стреляться. Подержать в руках оружие, чтобы мысленно представить, как я буду стрелять в убийц моих родителей. Я сунул пистолет под подушку, прилёг на постель и провалился в глубокий сон.
Ко мне подошёл отец.
– Родину не выбирают, сын. Она там, где ты родился, где ты вырос, где услышал первые звуки, и первый раз сказал «папа» и «мама». Ты эти слова произнёс по-русски. Люби Россию и берегись её. Берегись новых царей и не плачь по старым царям. Счастье в Россию придёт только тогда, когда все будут равны перед законом, и когда политики и партии не будут стоять над законами.
Из-за его спины выступила мама.
– Слушай отца, сынок. Не держи зла на тех, кто принёс нам горе не видеть тебя. Их можно только жалеть, потому что они отравятся своей злостью. Помоги России стать такой, чтобы людям в ней было радостно жить…
Сколько спал, я не знаю, но, похоже, что долго. Кто-то настойчиво толкал меня в плечи и в грудь. Я открыл глаза. Надо мной стоял офицер в форме фалангистов, два солдата и хозяин гостиницы.
– Сеньор офицер, это дезертир, он пришёл два дня назад и живёт здесь, спасаясь от революционеров, – скороговоркой говорил хозяин гостиницы.
– Где ваше оружие? – спросил офицер.
– Я рабочий, мобилизован на строительные работы, – ответил я.
– Вы иностранец? – спросил офицер.
– Да, я немец и прошу передать меня представителям немецкой армии, – на плохом испанском языке попросил я.
Офицер удивлённо поднял брови.
– В Испании нет немецкой армии, но мы доставим вас в наш штаб, – сказал офицер.
Трудно сравнивать регулярную армию испанских фалангистов и иррегулярную армию республиканцев. Каждый дрался за свою правду и каждый считал именно себя правым во всём. Как в России. Прав оказался тот, у кого было больше сил. Победила правда силы или сила правды. Одним словом, прав оказывается всегда циклоп, у которого силы немеряно и всего один глаз, не различающий оттенки серого и других цветов. Для него нет правых. Для него все виноватые и все достойны лишь одного – крепкого пинка под зад. Таким циклопом в тех условиях была анархия. Демократы, революционеры, монархисты и просто непричастные стояли бы у стенки и судорожно думали, есть ли у них время перед командой «пли» договориться по спорным вопросам и дать отпор стихии бесправия и беспорядка. Хотя, вряд ли они договорятся, никто не захочет поступаться принципами.
Офицер штаба начал составлять протокол допроса. Я потребовал переводчика.
– Какого переводчика желательно сеньору? – с ухмылкой спросил офицер.
– Любого, – ответил я, – кто говорит по-немецки, по-французски, по-английски и по-русски.
– Национальность сеньора? – последовал следующий вопрос.
– Немец, – мой чёткий ответ.
– Имя и фамилия?
– Дитмар фон Казен унд Либенхалле.
– Место рождения?
– Москва, Россия.
– Место жительства?
– Париж, Франция.
– Образование?
– Высшее, Петербургский технический университет.
– Последнее место работы?
– Министерство иностранных дел Российской империи, чиновник 9-го класса по особым поручениям.
– Какими языками владеете?
– Свободно владею немецким, русским, английским, французским, на уровне бытового общения – испанским.
– Должность и воинское звание?
– Мобилизованный строительный рабочий.
– Какими наградами отмечен?
– Рыцарский знак ордена Франца-Иосифа.
– Цель приезда в Испанию?
– Борьба с мировым марксизмом.
– Участие в боях?
– Не участвовал.
– Просьбы и пожелания?
– Выехать в фатерланд.
– Спасибо, сеньор, распишитесь здесь.
– На каком языке расписаться?
– Без разницы.
И я отработанным в гимназии почерком вывел: Dietmar von Kasen und Liebenhalle.
– Поздравляю, Дитмар, – сказал я сам себе, – вот и появился первый документ с твоим упоминанием. Это как свидетельство о рождении с набором нужной информации для оценки твоей личности, перспективности и дальнейшей проверки. Сколько тебе ещё придётся заполнять таких анкет и протоколов? Готовься к тому, что их будет бессчётное количество.
На следующий день приехал представитель немецких наблюдателей за военными действиями в Испании. Весь такой фон-барон. С первого взгляда было видно его прибалтийское происхождение. Все прибалты чувствуют себя эдакими маленькими пупками земли. Они считают, что только они являются истинными носителями арийской расы, презирая настоящих ариев, к которым, в частности, относятся и русские, и другие славяне, включая пруссов.