Личный поверенный товарища Дзержинского. Книга 2. - Страница 17

Для военного такие цифры много говорят. Сделай я такие же выводы, как и военный человек, то сразу бы последовал вопрос, откуда у меня такие специальные военные познания? Тут наитием и интуицией не отделаешься. Следовательно, мне нужно найти политическую составляющую, предположить дальнейший ход развития событий и пути достижения конечного результата.

Военные успехи даются фалангистам нелегко и путём больших потерь как с одной стороны, так и с другой стороны. По моим математическим подсчётам, потребуется не мене двух лет упорной борьбы, чтобы одержать победу. Кроме того, республиканцев поддерживает мировое общественное движение. Я предложил то, что не сделало руководство Белого движения – сменить политические лозунги франкистов. Землю отдать крестьянам. Созыв Учредительного собрания. Всеобщие выборы в парламент. Национальное примирение. И ещё некоторые предложения по контрпропаганде. По поводу моего доклада ничего не сказали. Зато сказали, что я могу свободно передвигаться по городу, и что мне положены деньги за работу.

Мне в городе совершенно ничего не было нужно, это ещё один из вариантов моей проверки. Всё, что мне нужно, я купил в лавке при миссии.

Зато я с Крюгером стал присутствовать на допросах военнопленных интербригадовцев в качестве переводчика. Когда при мне здоровые фалангисты били пленных, не желавших отвечать на вопросы, я тут же представлял моего отца или полковника Борисова, которых так же на Лубянке бьют чекисты. Но совершенно другие чувства у меня вызвал допрос сбитого русского лётчика.

Молодой парень лет двадцати пяти держался на допросе с честью русского офицера. Ничего не поделаешь. Стал офицером, а честь к тебе сама прилипла и ничего ты с нею сделать не можешь. Правда, партия может помочь забыть о всякой чести для борьбы с идейными врагами. На все вопросы лётчик отвечал одно по-французски – Je n'ai pas compris la question – я не понял вопроса. Я переводил вопросы на все известные языки, но в ответ слышал только одно – не понимаю вопрос. Крюгер совсем раздухарился. Достал из кармана пистолет, начал махать им перед носом лётчика и кричать по-русски, что всех русских свиней нужно расстреливать без суда и следствия…

Лётчик схватил пистолет Крюгера за ствол и повернул в сторону его указательного пальца, находящегося в спусковой скобе. Я слышал хруст выламываемого пальца, дикий крик Крюгера, выстрел в Крюгера, выстрел в меня, в одного из охранников, бросившихся на русского. Я просто спасал свою жизнь, то прыгая в сторону, то пригибаясь от выстрела, но я успел схватить русского за руку, и подоспевший охранник помог мне его обезоружить. Пленного увели. Я подошёл к Крюгеру, прихрамывая от нестерпимой боли в спине и там, где спина переходит в другой орган.

Прибежавшие санитары стали разрывать на Крюгере одежду и бинтовать его. Вошедший испанский офицер сказал мне, что и я, кажется, ранен.

К этому времени, и я почувствовал сильное жжение в области лопатки и ягодицы. Пуля из пистолета сорвала кожу на лопатке и пронзила мягкие ткани, разорвав на мне пиджак и попортив брюки. Кровь лилась по моей левой ноге, вызывая головокружение и чувство тошноты.

Глава 19

В себя я пришёл в больничной палате. Рядом с надрывом храпел Крюгер. Я лежал на животе с острой болью в пояснице. Каждое движение вызывало боль, а поменять положение я не мог. На тумбочке стоял колокольчик, но и до него я не мог добраться. Кое-как я высвободил из-под себя правую руку и стал ею двигать тумбочку. Вошла дежурная медсестра, спросившая по-немецки, как я себя чувствую и не нужно ли мне что. Мне многое было нужно. В частности, повернуться на правый бок, ну, и разное там.

Через несколько дней нахождения в лазарете нас на самолёте отправили в Берлин. У Крюгера был сквозное ранение в бок, он вылечивался быстро. Я тоже шёл на поправку, испытывая некоторые неудобства при одевании и при вежливых предложениях: немен зи платц.

В Берлине нас встретили как героев. У меня сразу при сравнении нас героями в памяти щёлкнула солдатская поговорка ещё времён Первой мировой войны: ерой, а у ероя геморрой. Это я про себя. Ранение уж больно неудобное, ни себе посмотреть, ни другим показать.

Указом фюрера германской нации Адольфа Гитлера барон фон Крюгер и фон Казен унд Либенхалле награждены серебряными испанскими крестами. Крест примерно такой же, как и орден за Военные заслуги. Крест ласточкин хвост со свастикой в центральном медальоне и с перекрещёнными по центру мечами с германскими орлами на лезвиях и рукоятях мечей. По ордену сразу видно, где был военнослужащий и за какие заслуги получен крест. Мне приказом оберкоммандовермахт было присвоено звание лейтенанта, и мы оба были награждены бронзовыми знаками за ранение. Вроде бы ничего особенного не произошло, а смотри ж ты какие почести. Мне становилось многое понятно о том, почему офицеры так добросовестно исполняют свой долг. Потому что добросовестное исполнение хорошо поощряется.

Ещё через несколько дней я был вызван к бригадефюреру Мюллеру.

– Здравствуйте, дорогой Казен, – вежливо приветствовал он меня, – поздравляю вас гражданином и офицером Великой Германии, а также с первым орденом.

– Благодарю вас, господин бригадефюрер, – отчеканил я по-военному.

– Присаживаетесь, господин Казен, – предложил Мюллер, – будет у нас разговор. Первое. Мне нравится ваша смелость. В нашем деле она нужна. Второе. Вы не виляете, что тоже важно в нашей работе, хотя и приходится проявлять гибкость. Ваш аналитический доклад мне понравился. Согласен с многими положениями его, но у нас нет стремления как можно быстрее закончить конфликт в Испании. Пусть воюют. Мы готовы воевать до последнего испанца, шутка. Испания – это полигон, где мы отрабатываем новые элементы тактики, проверяем наше оружие и даём боевой опыт армейским офицерам и нашим сотрудникам. Ваш доклад приобщён к вашему делу. Третье. Мы вас достаточно хорошо проверили, но это не значит, что мы вас не будем проверять и дальше. Мюллер верит только самому себе. За вас уцепится разведка, но вы нужны мне для решения важных вопросов государственной тайной полиции Германии в заграничных вопросах. Я человек ревнивый и могу обидеться, если вы вдруг предпочтёте работать в чистой разведке. Они уважают интеллектуалов. Что вы скажете по поводу моего предложения? Я могу вам дать время на раздумья. Вот вам три минуты, как раз принесут кофе.